О американо-иранских отношениях, ситуации на Ближнем Востоке и перспективах экспорта иранского газа в Европу рассказал политолог-иранист, заместитель директора ереванского исследовательского центра «Нораванк» Севак Саруханян.
— В каком состоянии на сегодняшний день находятся американо-иранские переговоры о стабилизации отношений?
В промежуточном. Иран выбил для себя продление сроков переговоров по ядерной программе, и получил окно возможностей. Однако непонятно, как он будет это окно использовать - в стране есть два подхода к этому диалогу. Сторонники первого считают, диалог хорош сам по себе, поскольку оттягивает принятие американцами каких-либо негативных решений как по ядерной программе, так и по региональной политике Ирана. Второй подход, которому следуют министр иностранных дел Мохаммад Зариф и президент Хасан Роухани, подразумевает реальное налаживание долгосрочных отношений с американцами. Теоретически, конечно, Иран и США обречены сотрудничать в регионе Персидского залива, однако я скептически отношусь к перспективам практической реализации плана президента, особенно после того, как ситуация в Ираке вышла из-под иранского контроля. Скорее всего в течение ближайшего полугода Ирак будет определять весь характер американо-иранского диалога.
— А какое отношение имеет ситуация в Ираке к американо-иранскому диалогу?
Еще до прихода Роухани к власти Ирак и Афганистан были основными поводами для активизации американо-иранского сотрудничества. Американские и иранские военные сотрудничали в Ираке со времен свержения Саддама Хусейна, и именно договоренности между соответствующими службами Соединенных Штатов и Исламской республики позволили создать в этой стране шаткий статус-кво, поставить у власти устраивающего обе стороны премьер-министра Нури аль-Малики. Между тем, за годы своего правления аль-Малики перестал соблюдать баланс между интересами Вашингтоном и Тегераном в пользу последнего, и статус-кво был нарушен. Иранцы, кстати, от этого в итоге тоже пострадали, поскольку действующий в логике конфликта с США Тегеран столько лет поддерживал Малики, давал ему необходимые ресурсы и прикрытие для освобождения иракского политического пространства от суннитов. Фактически там получился саддамовский Ирак наоборот, только чуть менее централизованный. Страной правили шииты, находящиеся в формальном союзе с частью курдов из числа сторонников Джалаля Талабани, а остальная часть населения оказалась в числе аутсайдеров. И это, в общем-то, и спровоцировало нынешний конфликт - если бы Малики проводил более вменяемую политику, суннитские районы страны никогда бы не пошли за радикальными исламистами из террористической группировки «Исламское государство» ради элементарного освобождения от власти Багдада, а бывшие офицеры светской армии Саддама не воевали бы в отрядах ИГ.
Сейчас непонятно, кто и как будет решать проблему. Будут ли это односторонние действия со стороны США, или же (как хотят иранцы) будет заключено новое негласное соглашение между Вашингтоном и Тегераном, дабы никто из них не наступал друг другу на пятки. Если США попытаются пойти по первому сценарию, то Ирак может стать очень большой проблемой на пути урегулирования американо-иранских отношений.
— А что сейчас делает Иран для того, чтобы бороться с ИГ в Ираке?
Не так много. На экспертном и государственном уровне иранцы долго пытались определить наиболее оптимальные методы решения проблемы. Был вариант с прямым военным вторжением, однако от этого неумного и радикального подхода решили, к счастью, отказаться и в итоге выбрали вариант с поддержкой состоящей в основном из шиитов иракской армии. При этом не желая класть все яйца в одну корзины иранцы параллельно занимаются укреплением шиитских ополчений Ирака (типа «Армии Махди» или автономных городских сил самообороны - прим. Интерполит.ру), которые все больше и больше становятся похожи на иранские силы народной самообороны Басидж. Если иракская армия провалится, то эти силы, по плану Тегерана, смогут защитить шиитские районы страны и интересы Ирана. Хотя я сомневаюсь в эффективности подобного «плана Б» - вряд ли ополченцы без прямой поддержки иранских вооруженных сил смогут противостоять отрядам боевиков, закаленным несколькими годами участия в событиях «арабской весны». Да и с этой поддержкой тоже.
— Вы сомневаетесь в том, что иранская армия превосходит по своему потенциалу террористическую группировку?
ИГ - это уже не террористическая группировка, а террористическая армия. Со всей иерархией управления, и широкой поддержкой среди иракского суннитского населения, и отсутствием каких-либо проблем с постоянным пополнением личного состава (во всем арабском мире у нее огромное количество последователей). Она прошла профессиональную подготовку в рамках городской войны, и воевать с ней без уничтожения Мосула и других городов невозможно. А на разрушение городов официальные вооруженные силы Ирака, не говоря уже о потенциальном иранском экспедиционном корпусе, по понятным причинам пойти не могут. Использовать для борьбы с ней собственные НВФ тоже проблематично, что прекрасно продемонстрировал опыт применения отрядов «Хезболлы» в Сирии. Да, Хезболла помогла сирийскому режиму укрепиться на ряде территорий, но за 2-3 дня этой помощи группировка потеряла больше бойцов, чем во время последней войны с Израилем. Она создавалась для ведения партизанских, оборонительных городских боев, и не привыкла нести такие потери.
Так что эффективной модели войны с подобной угрозой у Ирана нет, поэтому иранский интерес и совпадает с нынешними американскими действиями. Если США ограничатся бомбежкой основных баз и технических объектов исламистов, лишат их бронетехники и инфраструктуры, а также ликвидируют их экономику, то ИГ перестанет представлять такую серьезную угрозу. Однако все равно встанет вопрос - кто будет наводить порядок на этой территории? Войдет ли туда иракская армия, сможет ли она противостоять даже остаткам исламистов? Ведь как только воздушные удары прекратятся, то ИГ может вновь накопить силы. Тут уже, правда, у Ирана возможностей больше - он продолжит поддерживать Багдад в деле создания дееспособной иракской армии, которая должна справиться с ослабленным ИГ.
Если иракцы и тут провалятся, то произойдет сомализация Ирака с крайне негативными последствиями для Ирана. В основе идеологии террористической группы ИГ, лежит крайне агрессивный антишиизм. Если они возьмут под контроль весь Ирак, то начнут отстрел иранских пограничников, станут переходить границу, поддерживать суннитских радикалов на иранской территории (которых, кстати, немало - особенно в Белуджистане, где в период правления Ахмадинежада росли антииранские настроения). В результате Иран вступит в период долгосрочной нестабильности. В чем заинтересованы, кстати, ряд элит (или же частей элит) стран Персидского залива, которые стремятся ликвидировать нынешний Иран, стремящийся к региональной гегемонии.
— Но ведь ИГ провозгласила себя халифатом, а идея халифата фактически противоречит самой концепции национальных арабских государств. Разве это не является угрозой для всех элит арабских стран? Разве не выгодно им блокироваться с иранцами по принципу «враг моего врага - мой как минимум партнер»?
Что касается Саудовской Аравии, то считается, что Эр-Рияд активно помогал исламистам воевать против режима Башара Асада. Однако в стране есть огромная проблема - там нет какой-то единой «саудовской политики» или коллективного Эр-Рияда. Если в самом королевстве царит авторитаризм, то в королевском семействе (где 7-8 тысяч принцев) никто не может диктовать свою волю и единую линию поведения. Среди них есть как либеральные и образованные люди, так и откровенно дремучие радикалы. И если для первых ИГ действительно представляет угрозу, а Иран является потенциальным партнером (на днях их представители провели с иранцами переговоры в Нью-Йорке и заявили о готовности нормализовать отношения), то для саудовских радикалов террористы - инструмент борьбы с ненавидимыми шиитами и для усиления своих позиций в междинастическом споре. Поколение сыновей короля Абдель-Азиза постепенно уходит из жизни, и придется выбирать нового монарха среди одного из тысяч внуков. И шансы на избрание возрастут у того, за плечами которого будет стоять огромная террористическая армия.
Что касается Катара, то тот активно поддерживает террористов - окружение эмира идеологически близко террористам из ИГ, хочет использовать их для усиления влияния Катара на ближневосточные дела. При этом элиты эмирата не опасаются последствий того, что ИГ может выйти из-под их контроля - при любых раскладах террористы до территории Катара не дойдут (с моря эмират прикрывает шиитская часть Ирака, с суши - Саудовская Аравия, а также расположенная на территории эмирата крупнейшая американская военно-воздушная база в регионе). Другие же монархии Залива не настолько сильны и влиятельны для того, чтобы изменить ситуацию.
— Насколько реальны перспективы американо-иранского сотрудничества по Сирии?
Они есть, поскольку США все-таки не целятся в сирийский режим и не собираются бомбить позиции сирийской армии. Да, США будут вооружать Сирийскую свободную армию, однако последняя явно не имеет достаточно сил, чтобы войти в Дамаск. При этом США (как и Иран) заинтересованы в том, чтобы ИГ была похоронено в Сирии и не вышло за пределы этого государства. Например, не пошло в направлении Ливана, (где у группировки есть много симпатизантов среди суннитских радикальных организаций), а также Иордании, где террористы могут использовать радикализированных палестинских беженцев, часть из которых так и не сумела интегрироваться в иорданское общество. ИГ, напомню, является единственной крупной радикальной организацией, которая не признает легитимность иорданской Хашимитской династии - прямых потомков пророка Мухаммеда. Тут, кстати, появляется общий интерес у Ирана и Израиля - развал Иордании станет для Тель-Авива настоящей катастрофой.
— Иранцы заявили на днях о готовности поставлять газ для проекта Набукко. В Москве это вызвало крайне нервную реакцию. Зачем это было сделано и насколько реально участие Ирана в поставках газа в Европу?
Это заявление было элементом большой игры вокруг иранской ядерной проблемы. Иранцы понимают, что охлаждение отношений между Россией и ЕС создает возможности для того, чтобы позиционировать Иран как альтернативу Газпрому и сделать Европу более заинтересованной в закрытии иранского ядерного досье и снятии санкций. Что касается реальных перспектив экспорта, то нужно отдавать себе отчет в том, что иранский газ рано или поздно пойдет в Европу, даже если поставки «голубого топлива» из России не будут уменьшаться. В этом заинтересована и Исламская республика (добыча нефти в которой падает, и выпадающие доходы хочется компенсировать за счет экспорта газа) и Европа (потребление газа в ЕС растет, и ему нужно диверсифицировать источники газового импорта). Однако технически иранский газ окажется в Европе не завтра и даже не послезавтра. Само строительство газопровода Набукко потребует как минимум пяти лет, однако помимо Набукко нужно строить и современную газотранспортную систему в самом Иране, которая сможет провести газ с месторождения «Южный Парс» через всю территорию страны до турецкой границы. Однако кто ее будет создавать, если по иранским законам иностранные компании не могут владеть газопроводами? На какие деньги она будет строиться? К тому же Ирану для налаживания серьезного экспорта нужно решить проблему с низким уровнем энергоэффективности собственной экономики. Все эти комплексные вопросы требуют решения, поэтому иранский газ в Европе появится, скорее всего, лет через 10.
|